За моей спиной молчит Эйфелева башня, перед глазами – ерзает на стуле известный блогер Анатолий Шарий. Это его первое интервью украинским СМИ, ему не терпится начать и уже порядком поднадоела организационная суета: где сесть, что заказать, и вообще, почему стол и стул стоят так близко к окну. Как будто Париж ему опостылел, а может быть, его просто шатает высота. Мы на 35-м этаже.
Шарий родом из Киева, но уже давно не живет в Украине. При этом он продолжает говорить об Украине, снимать ролики об Украине для своего YouTube-канала и резонировать своими расследованиями. На Родине его ненавидят так же, как и почитают, и эта его шальная популярность становится главной причиной, почему я еду в Париж.
Сходу становится ясно, что все пойдет не по плану.
Шарий пришел с парламентером – супруга Ольга аккуратно усаживается по левую руку от мужа, а Шарий ставит условие – беседа будет проходить только в таком формате, а не иначе.
Сперва думаю закатить форменную истерику в лучших женских традициях, но в итоге сообщаю, что я сегодня без пары, да ну их окололюбезности – начинаем.
Видеоверсию интервью смотрите на канале "Крючок.TV":
– Я хочу поговорить с тобой не о твоих роликах и не о твоей работе…
– Я не работаю. Это я так развлекаюсь.
– Многие считают, что твой успех обеспечен в первую очередь тем, что ты работаешь на русскую аудиторию…
– Это старый вонючий вброс, который прижился.
– Существует еще один вброс – что русским не интересно все, что происходит в Украине. При этом огромное количество людей с удовольствием разжевывают новости украинской политики и продолжают интересоваться, как у нас дела. Как думаешь, почему?
– Да много наших живет в России. Потом давай посмотрим российские ток-шоу. "Украина-Украина!" – с утра до вечера, вроде других тем нет.
Фото: Cтрана
– Почему?
– Никто не хочет говорить о своих проблемах. Намного интереснее переключить фокус на Украину. Есть категория людей, которые заходят, чтобы поржать, и сказать: "Раз у них все плохо, значит у нас не так все плохо". Их видно по комментариям, они начинают писать какую-то чушь, но их меньшинство. Многие по-прежнему относятся к украинцам как к братскому народу и достаточно серьезно переживают за все происходящее.
– Тебе не обидно, что многие политики и олигархи используют Украину как полигон для своих разборок, при этом насмехаясь и зарабатывая на Украине? Политики и блогеры. Взять вот тебя. Работаешь и развлекаешься фактически на украинских новостях.
– Обидно.
– Обидно и что?
– И все. Но я пытаюсь это как-то исправить, достучаться до людей и сказать им: "Эй, ребята, посмотрите, как оно на самом деле, посмотрите на это бычье, которое вас имеет". Вот я прочел новость, как сын министра МВД Авакова купил себе квартиру на последнем этаже пентхауса в Киеве (видимо, прочел эту новость на "Стране".– Прим. ред.). И написал, что он стоит на крыше и поссыкивает на голову людей, бегающих с флагами. А на самом деле, мне кажется, они настолько презирают этот народ. А народ вообще не догоняет, где их враг, кто им друг. Я, может, и не друг никому, я сочувствующий, но я однозначно не враг.
– Давай не о них. Давай о тебе. Ты популярен в Украине, при этом в СМИ о тебе масса противоречивой информации. Хочу разобраться, что ложь, а что правда.
– Давай.
– Пишут, что страшно умный. Книжки читаешь.
– По-моему, это очевидно.
Шарий самолюбиво приосанился и окатил картинным презрением, как в фильмах. В шутку, конечно.
– Очевидно? Как это? Потому что лоб высокий? – тоже прищуриваюсь, пытаясь рассмотреть очевидное.
– Я видел таких тупоголовых, с такими высокими лбами. Дурак не смог бы собрать такую думающую аудиторию.
– Вот раз ты такой умный, скажи, почему современные люди смотрят такую дичь в YouTube? Почему миллионные просмотры собирают ролики, где подростки сходят с ума, а дети лепят пластилин или играют в тупые компьютерные игры?
– Пластилин это еще неплохо. А когда заточку (лицо. – Прим. ред.), как Face (российский популярный рэпер. – Прим. ред.), забивают (колют тату. – Прим. ред.) или поют песню из двух слов? Это дебилизм.
– Почему людям это нравится? Почему аудитория у "дебилов" намного шире?
– Потому что дебилов больше.
– Дебилы, которые сидят в интернете?
– Нет, дебилы не только сидят в интернете, дебилы есть повсюду. И потом, скажи, кому может нравиться песня из двух слов? "Еду в магазин Gucci в Санкт-Петербурге. Она жрет мой х..й, как будто это бургер". И это повторяется и повторяется. Это что, для дебилов? Да, это для дебилов.
– Почему миллионы просмотров?
– Потому что дебилов – миллионы.
Фото: Cтрана
– Буквально на днях была в неплохом столичном лицее. Ты будешь удивлен, но подростки поголовно слушают эти песни как трендовые, самые рейтинговые в числе предложений YouTube.
– Да, но в свое время слушали группу "Кармен", которая пела "Лондон, гуд бай!" – дерьмо собачье. Те, кто это слушал, он стал знаешь кем? Менеджером среднего звена. Эти люди стали никем. А я слушаю классическую музыку, и я стал кем-то.
И вот снова эта надменность или форма циничного юмора – пока не разобрать.
– А ну-ну. Поделись с нами, что ты слушал, чтобы стать кем-то?
– Ну, конечно же, я слушал группу "Кино" Виктора Цоя. В том числе из-за текстов. Это был прорыв! Я тогда живо интересовался политикой и все такое. Но есть люди, которые слушают говно, потому что говно тоже нужно. Если мы все будем такими крутыми "вау-вау" и ездить на "Бентли", то кто будет мне мыть машину?
– То есть те люди, кто смотрит тебя на YouTube, должны мыть тебе машину, я правильно поняла?
– Нет, конечно, неправильно. Смотри, я не собираюсь наступать на горло собственной песне для того, чтобы кому-то понравиться. Когда чувак начинает кричать "Я круче Тупака!", да пусть пойдет помоет шею. Да какой ты круче Тупака? На самом деле у Тупака серьезные социальные тексты. И Тупак был очень начитанным чуваком. Он был просто гениальным человеком с интересной семьей. У него был вонючий рваный свитер, он спал на топчане, но он читал книги. Если ты хочешь стать крутым рэпером, ты должен быть начитанным. Самые крутые песни про зону пели люди, которые там никогда не сидели, те, кто читал книги, и у которых был хороший словарный запас.
– Так, а что ты слушаешь кроме Цоя? Вот когда ты едешь по трассе, на своем "Бентли". Или там в машине с открытым верхом где-нибудь в Монако?
– Монако-Монако – устал я уже однако. Вот что я слушаю! (цитата из песни Тимати "feat. Егор Крид"; в оригинале – "Монако-Монако, зае@лся однако". – Прим. ред.).
– Это, кстати, попса.
– Меня Оля присадила. Я послушал – классно. Там что-то про телок, мне понравилось. Это не значит, что я все время слушаю что-то высокоинтеллектуальное. Я могу послушать Егора Крида с его "Кешкере!", но я не слушаю песню из двух слов.
– А люди, которые слушают Крида, они – мойщики машин или это другая аудитория?
– Думаешь, ты хорошо прихватила меня за язык? Еще раз – не считаю тебя мойщиком машин. Просто меня пугает массовая культура. Вот смотри. У входа в Лувр стоит большая очередь людей. Приходят посмотреть Моне. Но они приходят посмотреть не так, как это делают пять процентов людей.
– В смысле?
– Мы приходим посмотреть Моне, чтобы зарядиться этим на месяц вперед. Я люблю живопись. Люди же приходят туда, потому что надо прийти и отметиться: "Я посмотрел Моне". Все.
Фото: Cтрана
– Давай вернемся к разговору о тебе. Как киевлянке мне интересна твоя киевская молодость. Ты можешь рассказать о том периоде, когда тебе было 12 лет и, как пишут в досье, от вас ушел отец?
– Да какой отец? Я не помню отца с семи лет. Ушел! Как будто бы он взял, собрал шмотки и ушел. И что со мной должно было случиться? Гром среди ясного неба?
– В эпоху перестройки, совпавшей с твоим детством, произошло рекордное число разводов, что повлияло на мировоззрение поколения того времени.
– Это было сплошь и рядом. У меня во дворе только у двух пацанов была полная семья. Я слушал одного придурковатого россиянина, экс-адвоката, он говорит "незаконнорожденный". Мы что – в XVIII веке? Отец то был, то не был. Не принимал участия в моем воспитании. У него была бывшая жена, которая постоянно звонила и рыдала в трубку, что кто-то там заболел, кто-то там вот-вот сдохнет. Кастрюльная история. Ну зачем она тебе нужна?
– Интересно, как развод повлиял на тебя и твое детство.
– Это ни на что не повлияло. Мама не хотела его вообще видеть. У нее был достаточно сложный характер. Она постоянно над ним насмехалась и прогоняла вон. В 14 лет он появился, понтанулся новой машиной и опять исчез.
– А какая машина – помнишь?
– "Мустанг".
– "Мустанг"? В Киеве тогда были "Мустанги"?
– Та одолжил у кого-то чисто ради понта. У меня друг приезжал на "Мерседесе" в 1987 году, и мужики залазили на березу, чтобы посмотреть. Бандитом был. Умер.
– Какого цвета машина была?
– Не помню, темно было. Скажу красный. И что? Это важно?
– Важно, конечно. А вдруг у тебя сегодня тоже красный "Мустанг". И это бы многое объяснило.
– У меня не красный "Мустанг". И Боже мой! Покупать "Мустанг" из-за того, что какой-то полупокерс, который является генетически моим отцом, приехал показать чужую машину перед пацаном, у которого не было денег на джинсы? В этом фишка? Да мне плевать! Я не плакал за отцом. И у меня нет синдрома голодного детства.
– А что означает "полупокерс"?
– Это пренебрежительное. Как "не пришей кобыле хвост". Я вообще хочу уйти от темы этого человека.
– Тебя мама воспитывала?
– У меня был дядя, военный, полковник. Он принимал участие в воспитании. И некоторые товарищи, которые уже все умерли.
– Не расслышала, кто умер? Ровесники?
– Да и ровесники тоже.
– А чего ты улыбаешься?
– Ведь я-то жив.
Когда Шарий удачно шутит или ему кажется, что он пошутил в масть, он смотрит на Олю, как бы оценивая градус шутки и требуя поддержки вниманием. Потому что напротив него сидит смурное лицо. Я продолжаю в том же духе.
Фото: Cтрана
– Пишут, что вы с семьей жили бедно.
– Чего это? Дядя полковником был. Дедушка руководил серьезным строительством. Даже в самые худшие времена в его паек всегда входила красная икра, балыки.
– Ты оговорился, что у тебя не было денег на джинсы, а тут – икра.
– Мы были состоятельной киевской семьей до того, как все ебн@ись. Каждый хотел выжить. Каждый хотел вступить в бригаду. Любой лох покупал себе малиновый пиджак и казался себе большим бандитом. Кто-то пытался выпендриться. А кто-то пытался стать большим бизнесменом. Заработать пять карбованцев и стать кем-то вроде Дональда Трампа. Я был чужд всего этого, интересовался живописью, продолжал читать книги и ел сухари, замоченные в воде.
– То есть в тот момент когда все нормальные парни искали любую возможность заработать, ты ел сухари и читал книги?
– Ну каким бизнесом я мог заниматься? Купил яблоко, перепродал, купил – маразм, мне надо было школу закончить.
– Даже я тусовалась с бригадой, а ты книги читал.
– Все тусовались, по-разному тусовались. Были ребята, которые на лопате стояли.
– Что значит "на лопате стояли"?
– Стояли там, где обменники валют. И ждали лоха, который приходит с двумя сумками и меняет 50 долларов. Они хватают 50 долларов, он бежит за ними, они убегают, у него две сумки. Эти парни были под определенными группировками. Я сейчас мониторю тех ребят, которые хорошо себя чувствовали, одевались в черные танкеры и вообще были королями тусовки в школе. И дела у них очень плохи.
– "Танкеры" – это куртки такие?
– Это кожаные куртки, которые сейчас никто не надел бы. Шик и писк в те времена.
– А зачем ты этих парней "пробиваешь"? Тебя задевало, что они короли тусовки, а ты – нет?
– Боже мой. Почему я не был королем тусовки? Я с ними дружил, мы тусовались. Я, конечно, не мог себе позволить одеться так, как они одевались.
– Ты хотел себе кожаную курточку?
– А кто не хотел себе кожаную курточку? А кто не хочет иметь себе крутые кроссовки, не какой-нибудь Нью-Йорк за 20 долларов, а что-то получше?
– Послушай, да есть огромное количество людей, которые на это вообще не обращают внимания.
– А те, кто говорит, что не обращает, постепенно теряет человеческий облик. На самом деле мне хотелось иметь кроссовки Nike за 60 долларов. Это был космос, и я не мог себе это позволить. Сейчас я могу себе позволить кроссовки Nike, и я считаю, что жизнь удалась.
– А ты специально сегодня так оделся?
– В смысле?
– Без смысла. Вот так, как ты оделся.
– Я вот что взял, то и надел. Если тебя это обижает, могу раздеться (смеется).
– Меня это не обижает. Мне любопытно. Когда ты приходишь в футболке, лейбированной Gucci, и в кроссовках в тон, об этом хочется поговорить.
– Нет, я выбрал самое лучшее, чтобы с тобой встретиться. Послушай, это каждодневная одежда.
– В силу профессии иногда я пересекаюсь с людьми высокого достатка. И заметила, что чем богаче человек, тем меньше шансов понять, в одежду каких брендов он одет. Богатые люди не выпячивают бренды ценником наружу. Ты же брендирован до зубов. Это обращает на себя внимание. Вот и все.
– Мне зарисовать или как? Это а-ля семидесятые. А твои супербогатые люди пусть упиваются своим богатством. Значит я не супербогатый человек. Я пошел, купил то, что мне понравилось, и не обращаю внимания на лейблы. Она яркая, меня прет.
– А золотые часы… Это что Rolex – покажи!
Показывает. Действительно, золотой Rolex, как у рэпера Тупака.
– Класс.
– И что? Это часы, как у Тупака были. И что?
– А ты знаешь, что часы носить уже не модно?
– Пусть не носят. Вот такой вот я немодный парень.
– Можно еще на вторую руку часы.
– А можно еще цепь золотую на шею, золотую тарелку. И если мне захочется, я буду это носить. Я буду носить кепку Adidas. Ты думаешь меня этим подловить? Да мне все равно. Я живу так, как я хочу
Как я не хотел этих вопросов, когда шел к тебе на интервью! Дети олигархов рассказывают мне о голодном детстве... Когда все рухнуло, голодное детство настало у всех! Эти вопросики… Кто как одет? И кто на чем ездит? А на чем я должен ездить? Почему я должен ездить в метро, если я могу ездить на "Бентли"? У меня был друг, который любил говорить: "Хочется тебе скушать икры – скушай. Не переноси на завтра. Ты живешь один раз".
– Как ты заработал первые деньги?
– Первые деньги я заработал в 16 лет, договорившись о продаже машины минералки. Причем у меня были ботинки...
– …Опять ботинки…
Разговор становится смешным и нелепым одновременно, но больше смешным. Я сама не планировала уделять так много внимания одежде, но так вышло.
– …Мне их подарили, и в этих ботинках сломалась подошва. У меня постоянно были мокрые ноги. Мне тупо нужна была новая обувь. В тот момент у родственников была фирма по Киеву, куча киосков. Я договорился с одной фирмой, вставив туда мокру.
– Мокру?
– Зазор. Разница между ценой покупки и продажи.
– Ты на фене вообще разговариваешь?
– Не знаю, что такое феня. Мокра – это вообще бизнесменский жаргон. Так вот я договорился с компанией. Я знал лично водителя. Поехали на другую компанию, загрузили воду, рассчитались, а разницу я оставил себе. И тогда я купил себе, по-моему, Timberland, офигенные ботинки. У всех тогда было непростое детство. Моя мама работала на заводе "Киевприбор", когда все рухнуло. Зарплату вообще перестали платить. Плюс инфляция.
– И ты пошел на работу?
– Ну а как я мог пойти работать в 14 лет? Я сидел в ларьке, ночью. Чтобы продавцу, который продает жвачки, не было страшно.
– Когда ты заработал первые большие деньги?
– В определенном возрасте. Но тут у нас получается провал. Период с 15 до 25 лет я ничего не комментирую, и мы не будем исключением…
– В досье на тебя пишут, что ты покинул Украину по поддельному паспорту.
– Врут собаки.
– А как ты уехал? Не как беглый судья Чаус – в багажнике или Саакашвили – в самолете президента?
– Расскажу – подставлю людей, которые помогали.
– Расскажи, может, и мне пригодится.
– Пригодится – расскажу. И ты должна будешь уже стоять под подпиской, на тебя должны будут стоять уже фишки в аэропортах.
Фото: Cтрана
– Так и так стоят фишки. К тебе летела – остановили.
– И что, тебя не выпускают?
– Вопросы ненужные задают, записывают что-то.
– Я уходил при других обстоятельствах. Все чушки пишут, что сбежал. А нет. Я прошел все инстанции, все суды и уперся в стену. Не буду же я лупиться головой об стену. У меня уже был нарисован срок – семь лет тюрьмы.
– Речь идет о деле по стрельбе, где тебя обвиняют в том, что ты якобы стрелял в человека. Объясни, что там вообще было.
– Следствие все объяснило. Есть материалы дела, которые я вывез в Европу и предоставил в органы правопорядка. Они рассмотрели и вынесли решение – все понятно. Видео с камер наблюдения появилось у милиции неизвестно откуда. Мы приехали сразу на место с пацаном с "1+1", мы сняли – там куча камер. Куча камер, а видео нет. Потерпевший почесался, потом пошел на стойку, забрал заказ чизбургер и уехал. Я полагал, что мы живем в правовом государстве, поэтому, как и положено, вызвал полицию, дал объяснение. У меня, конечно же, изъяли оружие, что даже оружием не считается. Но затем начало происходить что-то странное. Через месяц они завели на меня уголовное дело по хулиганке. И потеряли всех свидетелей.
– На каком этапе это дело сейчас?
– Не знаю. Мне по барабану. Я не интересуюсь этим точно так же, как не интересуюсь жизнью на Марсе.
– Планируешь ли ты возвращаться в Украину?
– Когда?
– После переизбрания президента.
– А ты думаешь, что Юля ко мне будет по-другому относиться?
– Я думаю, что к тебе никто не будет хорошо относиться.
– Вот и все. Я знаю, что работа журналиста – это критиковать власть. В этой стране это считается преступлением.
– А ты считаешь свою работу журналистикой? Только давай не про корочки, аккредитации, членство в союзах.
– Я намного больше соблюдаю стандарты журналистики, чем это делают люди, которые считают себя официальными СМИ.
– Во многих своих расследованиях ты обошел многих украинских журналистов. И справедливости ради стоит отметить, что большинство из твоих сюжетов очень резонансны. Ты брал когда-нибудь деньги за заказные материалы?
– Вообще никогда. Ты что?!
– Никогда-никогда?
– Нет, конечно. Ты что?!
– То есть ты не принимаешь заказов от частных людей?
– Нет. Ольга – может быть, я нет (смеется). Смотри, если бы я у кого-то взял, уже давным-давно бегали бы с транспарантом и съели бы меня со всеми выдуманными историями.
– Ты рассчитывал на такой успех блогерства, когда только начинал записывать свои ролики?
– Знаешь, как все было? Мне лень было писать. И я начал наговаривать. Я ни разу не заказывал рекламу на свой YouTube-канал. Если бы я как-то планировал, я бы хоть понимал, как картинку для видео делать. Я не знал, что нужно расставлять рекламу по видео, и много чего не знал.
Шарий подходит ближе и показывает монетизацию YouTube-канала в специальной программке, привязанной к номеру счета. Видимо, чтобы я смогла оценить капитализацию видеоблогерства. Ну так, нормально, если не врет, конечно.
– Я это показываю не на камеру. Это абсолютно чистые деньги.
– Так, а можно я назову цифру?
– Можешь, но тебе все равно никто не поверит, потому что я буду утверждать, что ты лжешь. – И смеется, манипулирует и смеется, думается мне. И от этого становится смешнее вдвойне.
На самом деле. Это я ко всем этим крикам о том, что кто-то кого-то нанимает, и тем, кто кричит: "А хто дає йому гроші?!". Зачем мне чьи-то деньги? У меня есть.
– Можешь через знак "равно" ответить: бедный – значит… глупый, неудачливый или родился не в той стране. Твой вариант?
– Зачастую – родился не в том государстве.
– Твой пример показывает обратное.
– Почему?
– Ты демонстрируешь состояние счета. А родился в Украине.
– Да я чуть не сдох там. Меня постоянно хотели грохнуть.
– Послушай, ну меня пугать-то не нужно. Ты знаешь, где я работаю, чем занимаюсь и куда буду возвращаться после нашего интервью. Тебе не кажется, что ты параноишь?
– Некоторые люди не параноили. Они думали, что им море по колено.
– Тебе не кажется, что ты параноишь?
– А тебе когда-нибудь стреляли в машину?
– Нет, но разбивали стекла и прокалывали шины.
– А знаешь, как классно, когда тебе шмаляют (стреляют) в машину, а через полгода возбуждают против тебя уголовное дело и говорят, что это ты сам. Почему бы мне не параноить? Некоторые думали, что им море по колено. Коцаба отсидел два года. Василец отсидел и чуть было не сел на девять лет. Им кто-то вернет по два года? Они еще хорошо отделались. Другие сидят.
– Все искали Джека Потрошителя, но не могли найти, потому что его никто не видел или он нахрен никому не нужен?
– Это ты про меня? Да-да, особенно ненужность моя проявляется в решениях киевских судов, которые по-тихому отправляют запросы по моему местоположению. Хороший показатель моей ненужности. Я знаю, как Порошенко относится к тому, что я делаю.
– Точно знаю, что ты в мониторинге АП.
– У него реакция на личном уровне. Меня очень волнует, если этот человек переизберется еще раз. Еще пять лет, потерянных для Украины.
– Почему тебя это беспокоит, если ты связал свою жизнь с Европой? Какая тебе, в сущности, разница?
– Смотри, я могу завтра хлопнуть в ладоши – и все исчезнет, не будет никаких разоблачений, сюжетов, скандалов. Я начну заниматься своими делами и прекрасно жить. Но я не могу это бросить. Это сидит у меня в голове, и я должен там что-то изменить. Придет Тимошенко – и жизнь в Украине станет еще ужаснее.
– Как можно взять и отрубить то, что приносит тебе деньги? Может, дело в том, что эта работа дает тебе заработок?
– Нет.
– Какую цель ты перед собой ставишь по жизни – в работе, в блогерстве? Ради чего все это?
– Я не могу сказать, что живу бесцельно… Все, что я хотел, – у меня есть. Я не хочу больше того, что я могу себе позволить. Я живу и наслаждаюсь. Я реально наслаждаюсь жизнью. Ко мне приезжают люди, которые заряжены на какой-то движ, суету.
– Прям как я.
– Да, ты тоже. А я хожу и мечтаю. Думаю о чем-то своем. И многое мне все равно. У меня нет начальства, мне абсолютно плевать на деньги и хейтеров. Но мне не плевать на мнение людей, которые не понимают основного: на многие вещи они смотрят через ширму, поставленную другими людьми.
– Какое количество хейтерских сообщений ты получаешь в течение дня?
– Много, ну, может быть, 60.
– Как ты на них реагируешь, особенно когда ты взаправду разоблачил какого-то подонка, а тебя в отместку обзывают и поносят последними словами, тогда как по справедливости реакция должна быть другой?
– С понимаем к этому отношусь. Вот сегодня пишет мне какой-то человек полный ненависти комментарий. Я представляю, как живет этот человек. Какая у него маленькая кухня, а на ней маленькие кастрюльки со вчерашним борщом. И мне хочется ему чем-то помочь.
Я с детства не люблю ложь. Помню, как я мальчиком был и кто-то рассказывал откровенную неправду. Как сейчас помню – в шестом классе, девочку звали Таня. У нее пошла кровь носом, а она позвала одноклассников и сказала, что это я стукнул ее ложкой по носу. "Я не бил тебя ложкой", – ответил я при всех. И тут же нарисовались два свидетеля, которые сказали "А-а-а, это точно Шарий. Я видел!". Я плакал от невыносимости несправедливости. С тех пор я не выношу ложь. Как гвоздь в ботинке. Хожу и думаю: нужно ее разоблачить.
– Много ли ты сам обманываешь в жизни?
– Всегда говорю правду.
– А в каком месте ты меня обманул?
– Не было таких мест. Я как в том фильме: "Сколько раз я летал!!! Во сне!!! Я осуществлял стыковки и расстыковки!!!... Я выходил в открытый космос. И там... парил...!". У меня это в голове может быть. Может быть, я хотел проснуться и познакомиться с Ольгой не так банально, как мы встретились.
– Если не секрет, как вы познакомились с Ольгой?
– В ДТП. Она ехала на чужом Ferrari, а я на BMW – и вот встретились на перекрестке.
– Ну вот сейчас ты меня обманываешь. И не краснеешь. А если серьезно?
– Я зашел в библиотеку за манускриптами. И там, в углу сидела Ольга. И это была такая, знаешь… вот бывает такая яркая красота, а это была тихая красота. И она меня покорила.
– В библиотеке? И это же неправда.
– Правда. В голове моей в этот момент Андреа Бочелли пел песню. И я увидел легкое свечение над ее головой. Это же красивее, правда?
– Есть такой известный анекдот про пару как два пирожка: один с яйцами, другой с капустой. Ты в вашей паре с чем пирожок?
– Ну было бы странно, если бы я сказал, что Оля с яйцами. На самом деле я – пирожок с орешками. Я не понимаю, почему многие люди стесняются, что их жены хорошие советчики. Тогда какой смысл от жены. Ты владеешь красивым телом? Так куча красивых тел. Если у тебя есть деньги и немного харизмы, ты можешь заполучить любую. Но прекрасно, когда около тебя есть друг, который тебя поддерживает. Не в смысле ты хромой и тебя под ручку ведут, а когда ты можешь обратиться к человеку и получить реальный совет, а не "от@ись". И я считаю, это нормально, когда мужчина предан одной женщине и не изменяет ей.
– А если жена тебе изменит, в какой хозяйственный магазин побежишь за веревкой и мылом?
– Чтобы вешаться или чтобы вешать?
– У вас есть дети?
– Не обсуждается.
– Где ты видишь будущее твоих детей, семьи, супруги? В Европе или в Украине?
– Я бы очень хотел, чтобы мои правнуки вернулись в Украину. Надеюсь, к тому времени там уже будет все хорошо.
– Осознаешь ли ты, что после президентских выборов может ничего не поменяться?
– Конечно. Может все стать только хуже.
– Что сделать, чтобы этого не произошло?
– Посадить Порошенко. Чтобы все видели, что нельзя совершать преступления и оставаться безнаказанным. Пока что все видят именно это: можешь делать что хочешь, и тебя не накажут. Безнаказанность означает вседозволенность. И эти люди пробуют и грани, за которые можно переходить дальше. Еще шаг, еще десять, и вот они сидят на голове у народа. И народу это нравится. Второе, что бы я сделал, – посадил ряд редакторов отдельных СМИ.
– Нас, что ли?
– Я бы посадил редакторов программы ТСН, Эспрессо-ТВ, Прямого канала. За манипуляции, за ложь, которая привела к многочисленным жертвам и волнам ненависти. И чтобы они сидели на строгом режиме, как сидят люди, устроившие аналогичные вещи в Африке. И они говорили: "Это тараканы" (имеется в виду Руанда и "Радио тысячи холмов", называвшие тутси "тараканами"), а таракана, как и колорада, убить не страшно.
– Ты всерьез считаешь, что посадка президента и группы медийщиков что-то решит и страна заживет новой жизнью?
– Все построено на страхе.
– Все – это что?
– Да все. Вот смотри, здесь, в Европе, водители ездят 30 км в час, не превышая скорость. И не потому, что они такие правильные. А потому, что им эта правильность вошла в голову и передалась по генам. Но изначально был страх. Эти ублюдки должны знать, что есть наказание. Сейчас все безнаказанны, и если кого-то взяли за пятую точку – пришли активисты, помитинговали, и суд отпустил преступника.
– Страх и свобода – несовместимые вещи. Мы-то как раз и рвались в европейский мир из-за того, что тут не принуждают бояться.
– Ну как же. Ты видишь тут тротуар, заставленный машинами? Это страх, трансформированный в нормальные человеческие отношения.
– А чего ты боишься?
– Я боюсь тараканов. Тараканов и высоты.
– В Европе все еще есть тараканы?
– Нет. Поэтому я, получается, вообще ничего не боюсь.
– А тюрьмы не боишься?
– Я был там. В центре беженцев в Европе. Это как бы не совсем тюрьма, но если бы в украинских тюрьмах было такое же отношение к людям, как там, все бы у нас было иначе. Как только я попал в тюрьму, меня встретил начальник этого учреждения. Сказал, что его зовут Иисус, включил переводчик и поинтересовался, какую я желаю камеру – с товарищем или сам. Конечно, плохо, когда тебя лишают свободы. Но нас там постоянно чем-то занимали. Мы играли в футбол, рисовали картины. Мой товарищ, африканец, сделал корабль из дерева. Ему позволили забрать его с собой. Когда нужно было помыть пол, приходил начальник сектора и предлагал сделать это за телефонную карточку. Мы отказывались, а он сам брал швабру и начинал мыть. И мы присоединялись.
– Многие мои знакомые получили очень разный опыт пребывания в местах не столь отдаленных. А какой опыт или знания вынес ты?
– Тюрьма сделала меня лучше. Я стал по-другому относиться к людям другой расы, потому что я был там, в распределительном центре (тюремного типа) я был один белый. Все остальные – африканцы, пакистанцы. Ты заходишь, а там одни черные, и ты один такой – снежок. И у тебя всякие стереотипные мысли из фильмов в голову лезут. Думаешь, ну все. Но по факту среди них оказалось много интеллигентных людей, мы подружились и после еще подолгу списывались.
– Если честно, у тебя есть друзья кроме Ольги, потому что, как мне кажется, с тобой очень тяжело дружить?
– Ну да, в принципе. Я такой достаточно закрытый человек. И особо не стремлюсь к дружбе. Сколько их? Думал шпица туда записать.
– Кого?
– Ну шпиц. Нежная собачка. Ни разу меня не предала. Ни разу не слила на меня никакой инфы. Ни разу не пыталась продать меня за деньги, ни разу не пыталась у меня выпросить денег, а потом с ними потеряться. Мне уже 40, поэтому я все больше люблю собак.
– Какую роль в твоей жизни играет женщина? Мне показалось, существенную. Даже на интервью вас двое.
Оля зарылась лицом в теплый свитер, остался кончик носа и большие глаза в очках. Этими своими глазами она выжидательно посмотрела на Шария. Вроде как не знала, что он скажет. Но она знала...
– Мне так уютнее. И это не одна ты заметила. Я не подкаблучник, всегда интересуюсь ее мнением. Много раз я поступал так, как она мне советовала, и много раз меня это выручало.
– Позволяет ли она тебе быть мачо?
– Она очень смеется, когда я позволяю себе быть мачо. Когда я начинаю говорить таким вальяжным тоном, растягивая гласные.
– То есть так, как ты часто записываешь свои программы.
– Это магия камеры. Она включается – и я перевоплощаюсь. На самом деле я не играю. Я такой, какой есть.
– Какой "такой"?
– Такой же, каким я был в 15 лет, но лучше. Я получил мощный заряд знаний и веры, поэтому с каждым годом становлюсь лучше. И моложе, как Бенджамин Баттон (персонаж рассказа "Загадочная история Бенджамина Баттона", загадочного человека, который жил "в обратную сторону" – при рождении выглядел, как древний старик, и молодел с возрастом. – Прим. ред.). В 25 лет чувствовал себя хуже. А сейчас классно вообще. Офигенно…